Памяти Ю.М.Останевича

Юра Останевич пришел в лабораторию в начале 1959 года. Располагались мы тогда в старом третьем корпусе ЛЯПа. Сотрудников, постоянно находившихся в Дубне, было немного, поэтому появление молодого физика вызвало интерес. К тому же оно сопровождалось молвой, что Юра выполнил прекрасную дипломную работу, результаты которой дошли до публикации, что “раскопал” его сам Федор Львович, что на первый курс МГУ он приехал из прибалтийского хутора, плохо владея русским языком. Первый раз я увидел Юру в комнате, где сидели В.П. Алфименков, Ю.С. Язвицкий, В.Н. Ефимов, В. Христов, и он сразу поразил свой степенностью и солидностью в общении.

Первые годы пересечений у нас по работе не было, общались в основном в культурно-спортивной сфере, запомнился совместный байдарочный поход с ночевкой от Дома Культуры до Стариково. Помню, что одно время Юра вместе с В.П. Алфименковым занимался исследованиями макета механики ИБРа-1 с целью уяснения возможности синхронизации механического селектора с импульсом ИБРа. Потом началась бурная эпопея исследований эффекта Мёссбауэра, которую инициировал Ф.Л. Шапиро и в которой кроме Останевича участвовали В.П. Алфименков, А.В. Стрелков, Т. Русков. В последующем Ю.М. возглавил исследования свойств конденсированных сред с помощью этого эффекта. Результаты были настолько впечатляющие, что защита кандидатской диссертации завершилась присуждением докторской степени.

В 60-е годы комнаты наши располагались почти рядом, забегали друг к другу по “бытовым” мелочам. Комнаты не запирались, а в столе у Юры всегда лежала пачка хорошего табака (он тогда курил трубку). При нужде “стрельнуть” в поздние или ночные часы забирался в его комнату и крутил цигарку, набивая ее ароматным табаком, а потом удивлялся, что при курении аромат исчезал…

Юра был общительным и разговорчивым, с удовольствием делился впечатлениями от пешего похода с женой Тамарой по побережью Крыма. Стремление все подвергать анализу, неспешная рассудительная манера ведения беседы всегда привлекали к нему не только ближайших коллег, но и многих сотрудников. Когда Ю.М. уже стал начальником отдела, редко в своем кабинете он находился один, – вокруг него всегда “кучковались” коллеги. Ю.М. был удивительно многогранен: уверенно “плавал” в ядерной физике и физике конденсированных сред, склонен был и пофилософствовать, прекрасно разбирался в электронике и предлагал свои решения, силен был в программировании. Он придумал, как проще обрабатывать большое количество спектров на ЭВМ БЭСМ-4, предложил свой алгоритм ПОМ (программы обработки массивов) мне для обработки спектров пропускания и радиационного захвата, которым мы пользовались до введения в строй осциллографа со световым карандашом.

Ю.М. имел широкие контакты с начальником отдела радиоэлектроники Г.П. Жуковым и, без сомнения, оказал значительное влияние на развитие лабораторного вычислительного центра. Авторитетом Ю.М. пользовался не только у Г.П. Жукова и многих коллег, но и у И.М. Франка, который привлекал его при решении научно-организационных вопросов.

Наверно каждый из нас заметил, что совместные продолжительные поездки, связанные с непрерывным общением, присутствием друг у друга на виду, могут существенно трансформировать установившиеся на работе личные отношения, – сблизить их или, наоборот, охладить. В мае 1966 года мы с Юрой пробыли вместе в двухнедельной командировке в ЦИФИ в Будапеште. Эта поездка носила больше ознакомительный характер, мы посещали лаборатории института, гуляли по Будапешту, ходили в гости к моим знакомым, съездили в университет Дебрецена, посетили по пути Мишкольц. Занесло нас и в винный погребок венгерского крестьянина, где мы дегустировали вино из разных бочек сначала за свой счет, а потом в знак дружбы за счет хозяина. Нельзя теперь узнать мнение Ю.М. о нашей поездке, но мне с ним было очень комфортно и тепло.

Пожалуй, потом у нас больше не было таких моментов тесного общения, хотя все последующие годы много было разговоров о науке, еще больше о жизни и делах лаборатории. Эти обсуждения были наредкость доверительными и откровенными. Как-то в кругу партийных коллег зашел разговор о том, “почему бы тебе, Юра, не вступить в партию?” Ю.М. невозмутимо и спокойно ответил: “Вступи я в партию, вы потом меня в директора выдвигать будете, – нет, воздержусь”… Когда вопрос встал об уходе И.М. Франка с поста директора, все равно предложение о выдвижении кандидатуры Ю.М. на этот пост возникло, но оно тихо и безгласно было похоронено. А наверно зря. Ю.М. вырос в ЛНФ, знал хорошо людей, слабые и сильные стороны подразделений, а, главное, был талантливым физиком, просто талантливым человеком. Не хватало честолюбия? Не думаю, мне кажется, Ю.М. “знал себе цену”, но что-то его останавливало в движении к повышению свой роли в жизни лаборатории. Боялся бюрократической суеты? Очевидно, с уходом Ю.М. лаборатория многое потеряла не только в научном плане, но и в поддержании климата установившихся отношений.

Смерть грубо и совершенно неожиданно оборвала жизнь Ю.М., не хотелось в это поверить. На похоронах быть не пришлось, поэтому в памяти сохраняется предотпускной образ Юры: улыбающееся лицо, мягко-ироничные “приколы” при встречах. Странно было не увидеть его больше на балконе соседнего дома.

А. Попов